Александр Глазунов - Нам нужна… революция
Создание законодательной базы и нормативно-правового обеспечения перехода на модель экологически безопасного и устойчивого развития представляет собой долговременный процесс, включающий в себя цели как краткосрочного (1994–1995 гг.), так и долгосрочного (1996–2000 гг.) периодов».
VДа, «стенка на стенку» — это серьезно, с улыбкой подумал Николай Никифорович. А ведь никто и не подозревает, что за этим выражением не метафора скрывается, а сама жизнь. Но попробуй скажи кому, что Лукьянчиков в молодости в жестоких уличных драках участвовал, вряд ли кто поверит. Правда, Николай Никифорович и сам не любил вспоминать подобные подробности своей биографии. Да куда денешься, тоже ведь постигал жизненную науку. Возможно, совсем не зря…
Послевоенный город Мерефа слыл бандитским, судя по милицейским сводкам Харьковского областного УВД. Земля хранила столько оружия, что игры мерефянских пацанов мало чем отличались от настоящих фронтовых действий. Часто раздавалась автоматная стрельба, взрывы гранат, иногда имелись погибшие и раненые. Хотя и по мальчишеской дурости или неосторожности. Что уж говорить о тех, кто и не думал добывать свой хлеб насущный честным трудом. Вооруженные налеты и ограбления случались нередко, и сбиться на преступную дорожку можно было легко.
Николая Лукьянчикова судьба хранила и от преждевременной смерти, и от кривой дорожки. Однажды прибежал поутру его двоюродный брат Иван, который был старше его, показал две гранаты и позвал на речку рыбу глушить. Бабушка Прасковья полола на огороде грядки, мама ушла на работу, так что никто помешать им не мог. Да бабушка заметила сорванцов и прикрикнула на Кольку — мол, вместо того, чтобы по улице днями шастать, лучше бы на огороде помог. И как не упрашивал он ее, бабушка его на речку так и не пустила. Словно чувствовала, что там беда подстерегает. А вот Ивана удержать не смогла. Потом они услышали глухой взрыв. Как оказалось, гранаты взорвались в руках у Ивана, от него фактически ничего не осталось.
Позже, будучи уже старшеклассником, у Николая появилась и своя компания. Кучковались они вокруг сорви-головы, участника всех драк и грозы Мерефы Виталия Шеховцова. Закривидорога Иван, Коновальчук Евгений, Кривошей Виктор, Калашник Владимир…
Летом не раз они добывали на колхозной бахче арбузы и дыни, а вечерами ходили в кино и на танцы. С ними были и девчонки — Михайлик Нина, Козовник Раиса, Кривошей Антонина, Шейко Александра. Все из родной Мерефянской средней школы № 1.
Изредка танцплощадку посещали и блатные. Они больше куражились, показывали свою власть и пьяную удаль. Ребята с ними не связывались, но однажды пришлось.
В тот вечер блатные появились на танцплощадке где-то уже к концу и бесцеремонно вклинились в толпу танцующих. Парней после войны было мало, и многие девушки танцевали друг с другом. Вот блатные их и разбивали. Отказаться было нельзя, потому терпели. И не только они, но и другие, которых эти ухари нарочно задевали, толкали, довольные нагло усмехались и всячески провоцировали на драку.
Николая ощутимо задели, когда он танцевал со знакомой и что-то ей рассказывал. И скорее автоматически, нежели с какой-то целью, бросил через плечо:
— Поосторожней.
— Смотри-ка, Бил, — сразу раздался веселый голос с простудной хрипотцой, — фраерок на авторитетных бочку катит.
В этот момент танец закончился, замолчал духовой оркестр, и все столпились вокруг блатных и Николая, оказавшихся в плотном кольце толпы. Лукьянчиков сразу заметил, как высокий парень с прыщавым лицом, лоб которого закрывала косая челка, не спуская с Николая безжалостных прищуренных глаз, быстро сунул руку в карман. «Нож»- догадался он и сразу понял, что рука у этого бандита не дрогнет, зарежет. И уже не раздумывая, едва тот шагнул к нему, ударом в челюсть вырубил его. Благо опыт был, боксом занимался больше года, ну а практиковался, когда ребята с Козивки громили пацанов с Оболони. Так что рука была набита. В этот момент Николай опасался лишь одного — как бы его друзья не полезли в драку, особенно Виталий Шеховцов не сорвался бы или горбун Куталя. Тогда бы дело точно закончилось кровью и трупами.
Однако ребята, видимо, сообразили сразу не лезть. Тем более, что блатные от длинного худого фраера такой резвости явно не ожидали. И пока Бил приходил в себя, медленно соображая, как он мог очутиться на земле, второй попытался «сделать ноги», чтобы крикнуть свою кодлу на подмогу. А этого допускать было нельзя. И только тот ринулся было в сторону, как получил удар по ногам и растянулся на земле рядом с уже почти оклемавшимся и побледневшим от ярости и злобы Билом.
— Ну все, падла, на лоскуты порежу, — прохрипел он, поднимаясь и выхватывая нож.
Николай понял, что ему не сдобровать, но бежать не собирался. Бесполезно, зато позору на весь город.
— А ну постой, Бил.
Лукьянчиков обернулся на голос и увидел спокойно пробиравшегося сквозь немую толпу Павло Буряковского, пользовавшегося у бандитов города авторитетом из-за известности своего брата — чемпиона Украины по боксу. Хотя и сам был неплохим боксером и лыжником.
— Слушай сюда, Бил, — негромко сказал Павло, — тронешь Кольку, клянусь, зарежу.
Бандит ничего не успел ответить, как рядом с Буряковским возник парень пониже его ростом да и в плечах узковат. Однако голос его прозвенел металлом.
— Ты, Бил, слышал или повторить? Перестреляю всех, как щенят…
Глаза бандита вдруг забегали, он осклабился, сунул нож в карман и, кивнув другому, вразвалочку пошел прочь.
Заиграл оркестр, толпа снова рассыпалась по танцплощадке, а ошеломленный происшедшим Николай не успел даже спасибо сказать своим спасителям — они исчезли быстрее, чем появились. В этот момент к Лукьянчикову подошел Олег, сосед, и шепнул:
— Уходи, что-то Бил со своими шустрит, как бы чего не вышло…
Через несколько дней вечером Олега поймали на пустыре, жестоко избили и порезали. Недели две он провалялся в больнице.
Шло время, и Николай уже начал забывать про инцидент на танцплощадке, полагая, что на этом дело и закончилось. Но ошибся. Конечно, он предполагал, и совершенно справедливо, что избить его могут запросто, потому и не скрывался, и на танцы продолжал ходить. Его никто не трогал. А вот что не зарежут — был уверен. Не решатся, их предупредили.
Однако то, что вскоре произошло, Лукьянчиков до сих пор вспоминает с содроганием. Поздним вечером он вместе с друзьями Степаном и Славкой шли со станции. И когда переходили железнодорожные пути у темного тупика, их окружили человек десять. Не местных. Николая схватили сразу, скрутили руки и оттащили в сторону, к вагонам. Друзей его пока не трогали, очевидно, ждали сигнала вожака. Это был светловолосый, крепко сбитый парень, он дымил папиросой и с усмешкой, изучающе смотрел на Лукьянчикова. Потом издевательски медленно произнес:
— Кольку мы не тронем, мы его слишком уважаем, чтобы бить. Но пусть он на своих друганов закадычных поглядит со стороны, как они страдают за него. Воспитание фраеров, так сказать, наглядным примером, — и подмигнул своим. Те разом набросились на ребят и опрокинули их на землю. Били жестоко и молча, исполосовали ремнями в кровь.
Николай от такого зрелища просто озверел, его с трудом удерживали трое. Смысл изуверской выходки бандитов Лукьянчиков понял потом. Они хотели, чтобы друзья за это его же и возненавидели. Но бандитская психология не сработала — товарищи все понимали.
За свою жизнь Николай Никифорович только дважды вспоминал этот случай, когда бессилен был перед обстоятельствами что-либо сделать, чтобы исправить положение. Один из них — после выступления Данилова-Данильяна в Госдуме.
Люди бывают всякие во все времена — и негодяи, и подлецы, воры и авантюристы, льстецы и подонки разных мастей. Кто по слабости характера, кто в погоне за материальными благами, а кого ломала сила. Важно всегда было другое — как к таким людям относится общество. Если не хочет замечать их бесчестные поступки, снисходительно к порочным проявлениям, либеральничает, не наказывает, не осуждает публично, находя всяческие оправдательные мотивы их низости и бездушия — то и разрастается эта масса словно плесень в сырости. Развратить всепрощением можно кого угодно легко и быстро, воспитать человека созидательного, ценителя прекрасного, доброго и образованного, нравственно цельного — куда сложнее. И время нужно, да и немалые усилия приложить и терпение. Это когда хорошие люди обществу нужны…
Может, именно это и осознав, понятие «стенка на стенку» у Лукьянчикова позже ассоциировалось уже с любым невольным противостоянием властям, партийным функционерам, с борьбой против невежественных или лживых «идейных» чиновников, откровенных хапуг или людей без принципов. Потому что он никогда не был в одиночестве, рядом всегда оказывались честные люди, которые тоже пытались сдерживать удары тех, кто предавал национальные интересы России. Хотя поначалу приходилось и в одиночку — при негласной поддержке сочувствующих. Достаточно вспомнить Международное семинар по развитию черной металлургии в развивающихся странах, который проходил в Турции…